Так это, собственно, и вышло. Около года назад открыла канал под названием «The Noonday Demon» (назван в честь гениальной книги о депрессии Эндрю Соломона). Как-то раз мне написала одна девочка со словами, что ей очень не хватает личного чата, в котором больные бы поддерживали друг друга, и, собственно, мы с ней его создали. Мы до сих пор общаемся с этими ребятами, поддерживаем друг друга, очень много рассказываем о себе, и это действительно крутой опыт. Я рада, что у меня есть люди, которые понимают мою болезнь, которые действительно готовы помочь и поделиться тем, что знают. Сейчас мой канал читают почти 3000 человек, и он положил начало целому тренду в сети: десятки людей с психическими расстройствами стали вести свои дневники, делиться переживаниями и наблюдениями.

После академического отпуска я вернулась к учебе и теперь готовлюсь к экзаменам. При биполярном расстройстве спады и подъемы настроения неизбежны. Потому важно, чтобы тебе было на что опереться в трудные времена. В тяжелые моменты больше всего меня поддерживают мечты о том, как я наконец-то закончу университет и буду заниматься любимым делом, помогать тем, кто в этом нуждается. В последнее время меня очень интересует тема медицинского права, и я надеюсь, что получится связать с ней дальнейшую жизнь, оказывая помощь таким же, как я – болеющим биполярным или депрессивным расстройством, шизофренией или социофобией. Больные мало знают о собственных правах, поэтому их нередко нарушают. Мало кто из нас в курсе, что мы имеем право запросить свою медицинскую карту или выписку из нее, чтобы изучить все обстоятельства болезни, что врач обязан объяснять побочные эффекты лекарств и не должен скрывать от нас диагноз.

Я уверена, что жизнь с биполярным расстройством может быть совершенно полноценной, но в ней есть, конечно, некоторые особенности, которые необходимо учитывать.

Во-первых, существенные расходы на лечение. Без денег мое выздоровление было бы невозможным. Мой курс таблеток на месяц стоит 10 тысяч рублей, плюс восемь тысяч в месяц – психотерапия. По-моему, в нашем обществе так много больных психическими расстройствами из-за высоких цен на необходимую помощь, которые для многих неподъемны.

Во-вторых, отношения с близкими. Друзья часто не понимают, насколько мне бывает сложно. Временами считают меня эгоисткой, которая не справляется с собственными эмоциями. Мне обидно это слышать, но со временем пришлось привыкнуть. А родные свыклись с моей болезнью и стараются помочь, но все равно иногда делают то, что доводит до слез – ведь даже после двухчасовой прогулки я сильно устаю, а они не понимают этого и начинают скандалить. Родители поддерживали меня по-разному в зависимости от их настроя. То чуть не выгоняли из дома, то прибегали каждые выходные навестить в больнице.

Но я понимаю, что болезнь принесла мне не только трудности, но и много пользы. Она меня закалила, дала возможность совершить множество безумных поступков, самоутвердиться, создать собственный канал о депрессии и помогать другим людям. Меня все еще пугает, что это на всю жизнь, но я готова бороться. Я бы хотела, чтобы люди не боялись меня и моей болезни. Это не заразно, это не так ужасно, как все думают. Я мечтаю о понимании со стороны окружающих. Этого было бы достаточно, чтобы я чувствовала себя полноценно.

Лет в 13—14 я осознанно поняла, что со мной что-то не так. В детстве мне иногда бывало очень, жутко плохо. Но я тогда думала, что это нормально и так происходит у всех людей. А в 13 лет как-то дошло, что не у всех. Диагноз мне поставили случайно: один из моих многочисленных знакомых в период мании оказался психиатром. И он как-то невзначай обронил: да у тебя маниакально-депрессивный психоз! Что это за зверь, я не знала и не придала этому значения. А вот моя сестра прислушалась и стала «копать». Но я ее не слушала… Только через семь лет я попала на прием к хорошему психотерапевту. Мне поставили диагноз «биполярное расстройство». Провели обследование, назначили лекарства. Они не подошли, была масса побочных эффектов. Я все бросила, слегла в депрессии. Снова вытащила сестра. Потом я пыталась привести себя в чувства курсами голодания (они приглушали манию, но в депрессии становилось невыносимо хуже), травами, спортом… Спустя год я рыдала, лежа на кровати, и думала, что мне остается либо принять ситуацию, либо – умереть.

Я забеременела в 19 лет, в период мании. У меня был жуткий токсикоз. Я еле дышала. Меня положили на сохранение, но я оттуда сбежала. Не могла и пяти минут усидеть на месте, меня все тянуло на приключения. На шестом месяце меня понесло путешествовать по Украине… И все это – на фоне тонуса матки, прыгающего давления и полностью неадекватного поведения. А через два месяца пришла депрессия. К токсикозу добавились гормональные бури. И здоровая женщина в беременность, бывает, чудит. А у меня настроение прыгало невероятно, менялось раз сто в день, и это не преувеличение. Муж был, мягко сказать, в шоке. Как и окружающие. Я бросалась в крайности, часто рыдала, кричала, мне мерещились невероятные вещи. Я тогда совершенно не берегла себя и не заботилась о малыше.

Когда родился сын (преждевременные тяжелые долгие роды, асфиксия), начался полный кошмар. Ибо через месяц меня накрыла депрессия. Не могу есть, молоко пропадает, ребенок плачет, а я не могу встать и сама реву. Лежу грязная, немытая. Муж на работе. Помочь некому. Я ненавидела себя люто, но ничего не делала. Появлялись мысли отдать малыша и убить себя. Пристраивала ребенка подруге, маме, мужу, кому угодно. Отношения с мужем сильно испортились, постоянные ссоры. А потом мания – и я бросала дите, меня опять несло гулять неведомо куда. Если бы тогда я знала, что больна… Но все окружающие думали, что я вот такая и есть – непонятная, космическая личность. Потом еще депрессия – и так по кругу. Ребенок до двух лет жил, как на американских горках. При этом это был такой спокойный малыш! Редко плакал, ел все, что дадут, не капризничал и был очень добрым. Обожал наших собаку и кота.

Через два года моя семейная жизнь предсказуемо закончилась разводом. Мы с сыном поселились у сестры, и наконец у него началось нормальное детство. Что бы со мной не творилось, у него были своя комната, бабушка, вкусная еда, размеренная, предсказуемая жизнь. Но это длилось недолго. Вскоре меня угораздило переехать в Киев не пойми зачем. Ребенок был в шоке. И вот тогда, в три года, появились первые симптомы уже у него. Я отдала сына в садик, и у него там начались страшные истерики: с хрипением, драками, воплями, битьем головой об пол… Потом – резкая задержка речи. Он стал агрессивен, непонятен, вместо того, чтобы играть, все ломал. По нескольку раз в год у него были тяжелые болезни: он лежал с температурой, не пил и не ел. С каждым годом становилось все хуже, а я не предпринимала никаких мер. Я его шлепала, ставила в угол, но от этого было только хуже. Не догадалась я тогда посмотреть на себя в зеркало. Он видел меня в самые худшие моменты, и увы, запомнил их. Загулы, запои, приключения… Думаю, что если бы у ребенка с рождения был режим, нормальный образ жизни, то болезнь бы еще долго себя не проявила. Наконец, я дошла до психиатра. Жизнь стала меняться к лучшему, но очень медленно.